Усадьба наркевичей-йодко

07\.07.2021 однодневный трип в 70 километров в усадьбу Наркевичей-Йодко. Скорее руины усадьбы, т.к во время войны дворец был взорван партизанами, чтобы не достался немцам. Сейчас работы по восстановлению проводит местный благотворительный фонд имени профессора Я.О. Наркевича-Иодко , при поддержке волонтеров. Усадьба и парк открыты для просмотра. Утром мы погружаемся на барановичскую электричку и примерно через полтора часа мы в Колосово.

Километров пять едем по колосовскому красивому лесу. Дорога еще не совсем сухая, и поэтому песочинг, попадающийся местами проходится легко. Местами попадаются плантации земляники и черники, а потом уж и вовсе пошли лисички. Я их собирала и туда, и на обратном пути проверенным способом – велоохота. Лисички растут прямо возле дороги, и с велика хорошо видны. Так и быстро, и в лес углубляться не надо.

Хотяяя, как быстро – по Серегиным подсчетам, туда, до усадьбы, мы ехали часов шесть, а обратно добрались за два. Перед деревней Прусиново около километра катим по жаркому, засаженному пшеницей полю. Я срываю несколько колосков что бы привезти своему крысяке. Если б знала, как ему понравится подарок, сорвала б больше).

А после поля приезжаем к чистейшей воды криничке. Серега сразу намерен мыться, я снимаю обувь и брожу по холодной водичке.

Вьезжаем в деревеньку, и я шучу, что Прусиново еще можно звать – Тараканово, от слова «прусак». Затариваемся в местном магазинчике, и дальше, по дороге видим табличку на хате. Здесь родился Алесь Пальчевский (1905 – 1979). В семье Пальчевских из Прусиново Минского уезда (ныне Узденский район) было семеро детей, но отец стремился всем дать образование. В 1918 году Алесь поступил в Новосверженское училище, затем — рабфак. Пальчевский начал публиковаться, поступил на литературно–лингвистическое отделение, затем — издательская работа. Арестовали его 26 ноября 1936 года, как изменника родины и отправили в ссылку. После освобождения Алесь преподает белорусский язык и литературу в Пуховичской средней школе, затем в Руденске. А 13 декабря 1948 года его арестовали вновь. Ссылка. Неугодный оказался для власти человек. В архиве–музее литературы и искусства хранится листок со стихотворением Пальчевского, написанным 5 марта 1953 года в ссылке в Абане на смерть Сталина: Свершилось! Властная десница Закрыла книгу тяжких мук. Кругом взволнованные лица, Кругом в глазах немой испуг. Зашевелились подхалимы: «Кому теперь придется льстить?» Лизать сапог кому должны мы? Как без «отца» мы будем жить? Поле возвращения из ссылки Пальчевский работал в редакциях и издательствах, много писал. Вот, обязательно почитаю.

Дальше опять идет красивая гравийка через лес.

А потом вырубка. Я останавливаюсь и лезу фотографировать привлекательный красный куст, а Серега в это время увлекается малиной и опять тревожно шутит, что к утру мы , наверно доедем.

А на этой остановочке мы сфотились туда и на обратном пути. Серж ее обозвал - лжегорох за то, что спутали растущий за ней на поле клевер с молодым горохом.

Поворачиваем на Могильно, и видим нечто темное впереди.

Интересно, что пастух, разъезжающий на рыжем коне разговаривал с ними совершенно серьезно спокойным но четким голосом : эй, да вы не туда пошли. Ну, давай, выходите из кустов, нам в другую сторону. Да куда ж вы, говорю, не туда!

Тут я впервые вижу Неман, и вкрадывается ощущение какого-то курорта.

В Могильно у магазина активная молодежная движуха. – дакуда ты за квасом, ты вина купи. - эээ, ты в милиции работаешь? а то я по глазам вижу, что ты мусорок. - смотрите, вот нас уже фотографируют..

Закупаемся мороженым, Серж уточняет у продавщиц, есть ли бродик через Неман. Они активно кивают – есть, есть, по колено перейдете в Костешах. Я давеча уговаривала было его ехать другой дорогой, через Литву, где нет преграды в виде реки, но Серж упорно гнет, что видел похожие трипы, и бродик есть. Меня терзают какие то смутные сомнения, но все таки соглашаюсь на его путь, т.к. люблю я приключения!. В итоге приходим к соглашению, что моим путем поедем обратно. Валим на Костеши. Умиляемся семействам аистов повсюду.

По дороге я запрашиваю брутальную фотосессию с зернодробилкой.

И, вот он – бродик. А? Чо? По колено, говорите? Молодые люди, купавшиеся здесь, обьясняют, что вода выросла в результате дождей. - Да снимайте штаны, и идите так, мы вам поможем с великами. Я , глядя Сереге в глаза начинаю раздеваться до трусов. А ребятки подхватили мой велик и аккуратненько понесли на тот берег. Потом вернулись, и помогли перенести Серегин – а этот потяжелее будет. Спасибо вот таким вот!

Ну, раз уж мы все равно мокрые, то решаем и поплавать. Вода в Немане теплая, чистая.

Через поле идет интуитивно определяемая тропинка, но ехать можно, здесь выпас коров и трава местами выедена.

От нашей переправы до усадьбы совсем близко. По дороге видим в лесу семейное захоронение Наркевичей-Йодко. Исследования профессора Якуба Оттоновича Наркевич-Иодко опередили время. Достаточно назвать его основные открытия: электрография — метод визуализации высокочастотного высоковольтного электрического разряда материальными объектами; одно из первых наблюдений распространения электромагнитных волн с целью передачи информации на расстояния (предпосылки открытия радио). Мать Якова происходила из славного рода Костюшко, чем весьма гордилась и всячески старалась это подчеркнуть. Полагая, что судить о ней будут по детям,она уговорила мужа, Оттона Наркевича-Ёдку, дать им самое лучшее образование. Специально для сына она пригласила в родовое поместье учителя игры на фортепиано. Музыка настолько захватила молодого Якова, что в какой-то момент он решил посвятить ей всю свою жизнь. Концерты 17-летнего композитора имели колоссальный успех. Но еще гимназистом юноша полюбил естественные науки. Было в них что-то волшебное, волнующее, притягательное. Ради новой страсти он отказался от выгодной должности и уехал за границу получать высшее образование. Вернувшись домой, Наркевич-Ёдка застал свои владения в страшном запустении. Его отец был тяжело болен и уже не мог заниматься делами. На какое-то время молодому ученому пришлось забыть о своих изысканиях и взяться за восстановлением поместья. Вскоре он женился и принялся за строительство метеорологической станции в своем поместье. Данными, которые ученый получал из станционных наблюдений, заинтересовалась физическая обсерватория при Академии наук в Санкт-Петербурге. До этого в Беларуси ни в одном городе не было подобных измерительных установок. В 1888 году Яков Наркевич-Ёдка вместе с женой и детьми решил переселиться в более просторное имение. В новую усадьбу он перевез и свою метеорологическую станцию. Место для нее ученый выбрал в торцевой башне, достигающей 27 м в высоту. Каждый день исследователь часами пропадал на своей станции под звуки арфы. Позже у него выкристаллизовалась идея: «Человеческий организм постоянно вырабатывает электричество в нервных тканях и представляет собою своеобразную электрическую батарею, постоянно обменивающуюся зарядами с окружающим пространством». Неудивительно, что когда местный крестьянин заговорил о своей способности видеть ауру человека, ученый незамедлительно ему поверил и решил найти способ самому посмотреть на эти разноцветные блики. В 1891 году перед ученой публикой предстала новая разработка Наркевича-Ёдки – электрофотографирование «без объектива». Принцип основывался на том, что объект, который дотрагивался до фотопластинки под электрическим напряжением, оставлял на ней изображение своего «эфирного тела». За годы исследований ученый собрал около 1500 таких фотографий. На одних были запечатлены сорванные растения, свечение которых постепенно угасало по мере увядания. На других ровным и мягким светом вырисовывалась рука местного священнослужителя, сфотографированная сразу после молебна. Ослепительные искры проходили между ладонями влюбленных. В 1882 году Наркевич-Ёдка занялся организацией санатория для парализованных, нервнобольных и болеющих туберкулезом. Основу лечения он построил на электрографическом методе: находил «слабые» точки в организме пациента и, разобравшись в чем заключалась проблема, назначал лечение. Болезнь настигла его внезапно. Как и многие врачи, заботясь о здоровье других, он долго не замечал очевидных симптомов у себя. Осенью профессор, как всегда, отправился читать лекции в Италию. Но во время промежуточной остановки в Вене ему стало плохо. Немедленно к Якову Оттоновичу приехала жена. Перед смертью он попросил ее сохранить эти строки: «…Надеюсь, мой труд со временем, может быть, принесет результат и мою скромную лепту науке».

Едем к усадьбе через небольшое поле. Сперва мы видим какое то длинное сооружение, напоминающее бывшую конюшню.

В приусадебном парке остатки фундамента и чьи-то ульи.

Парк с вековыми деревьями , и сама усадьба ,вернее то, что от нее осталось. Из-за того что здание дворца строилось на основе старого промышленного сооружения, оно получилось совершенно необычным. Здание дворца было выстроено прямой линией вдоль Немана, вдоль фасада тянулась высокая и широкая терраса с двумя боковыми лестничными каскадами. После постройки дворца Оттон Наркевич-Иодко решил поменять название Малысковщина на более благозвучное и романтичное Наднёман. Так оно и звучит сейчас.

Последним полноправным владельцем Наднёмана был сын ученого Конрад, который переехал в Краков в 1921 году, когда оставаться в имении стало опасно для жизни. Новая власть к разграблению имения подошла основательно: куда-то было вывезено научное оборудование, книги из библиотеки, личное имущество владельцев. Официально оборудование и книги были переданы неким «научным учреждениям республики», а остальное имущество кануло в Лету. От всего богатства волшебным образом сохранился лишь стул, который сейчас находится в краеведческом музее Узды. До Второй мировой войны во дворце размещался детский санаторий. Во время войны партизаны взорвали дворец, чтобы немцы не разместили здесь свой штаб.

Отреставрированная въездная брама.

Возвращаемся в Минск на предпоследнюю электричку. Фотимся на остановке с лжегорохом, и прощаемся в Прусиново с отходящими от дневной жары хозяевами дороги.

Минская область, Беларусь

Кольцевой

Июль 2021

1 день

2 участника